Когда-то русские разработчики подарили миру «Тетрис», затем еще пару вменяемых игр, а после те, кто не уехал на запад, сплясав гопака, упали под стол и больше признаков жизни не подавали. Напоследок, впрочем, они породили уникальный игровой жанр, так никем, увы, и не оцененный — русский квест.
Русский квест состоит из трех основных ингредиентов, как во многом и вся русская жизнь, — рефлексия, водка и тоска. Они смешиваются как красный, зеленый и синий, выдавая целую палитру отвратительных, страшных, пугающих, плохо работающих и очень редко хороших игр.
Парадное. Питерское. «Ядерный титбит» (2003)
Здесь следует обрисовать самых типичных представителей жанра. «Петька и Василий Иванович» — анекдотический подкласс, быстро выродившийся в «Штырлица». Детские игры вроде «Братьев пилотов», быстро деградировавшие до «Смешариков» и бог знает чего еще (советская мультипликационная подпитка кончилась, перешли на российскую). И подкласс, порожденный, скорее всего, «Ядерным титбитом» и «Черным оазисом» — цинично-абсурдно-издевательские игры, быстро превратившиеся в продукты вроде «Третьего срока» (наш сегодняшний герой).
Русские игры, и русский квест в частности, это всегда игры идеи. Они почти всегда — средство самовыражения создателей, а не мультимедийный продукт. Вроде «Мора. Утопии» — игры в чем-то яркой, но сломанной, больше имитирующей игру для вида. Русский квест, если исключить такие же в общем ущербные чисто коммерческие игры, — всегда попытка рассказать о чем-то важном, но спутано и не теми словами. Поэтому так популярны у русских девелоперов квесты, имеющие под собой литературную основу. Особенную нишу занимают игры по Стругацким — любимым авторам многих поколений русских программистов (они, Стругацкие, вообще во всех возможных жанрах были игрофицированы, к сожалению).
О чем может говорить русский квест? Он всегда об одном — о тусклой городской или деревенской — не важно, реальности. О выживании, о побеге от этой реальности куда-то, где лучше (также как русские игры о Второй Мировой — побег в прошлое, когда мы были ого-го). Русский квест всегда криминален, маргинален и часто еще и приблатнен. Будущим и бывшим заключенным нравится играть в зеков, обывателям в обывателей, рабам в рабов, рефлексирующим интеллигентам интересны рефлексирующие интеллигенты с их тихим «как бы чего не вышло», звучащем на грязной кухне. Изредка промелькнет в этом болоте что-то доброе, похожее на «Машинариум», и тотчас скроется, будто и не было.
Русский квест — всегда игра, в которой красный угол, угол с Идеей, перевешивает в композиции все остальное. Разумеется, такая конструкция быстро рушится. Это если игра вообще работает.
Парадное. Московское. «Третий срок» (2008)
«Третий срок», выпущенный ныне почти мертвой «Акеллой» — отличный пример русского подхода (назовем это так). Его создателям хочется, как разработчикам Postal 3, видеть себя творцами трэша как искусства, но получается трэш как мусор. Безликий герой неопределенных лет живет в хрущевке и ездит на «Запорожце» брежневских времен. Он либо пьян, либо с похмелья, только так можно существовать в реалиях «Третьего срока». Играть в это трудно, но не только потому, что неудобно, а потому еще, что стыдно: за себя, за игру, одним из главных достоинств которой, по мнению создателей, является специально «перепетая в современном стиле» песня «И вновь продолжается бой». За несмешные, вымученные шутки, за некрасивые модели и проспиртованный пауковский угар.
Душа болит от всех этих творений, которых создали, потому что у разработчиков болела душа. Остается только садиться верхом и ехать в поле, на которое выползают осенние сумерки. Ветер звучит в стволах ружья, пробегают мимо сухие стебли, и постепенно все меркнет, только остается гореть над черным лесом одинокая звезда…